Сомнительный трофей

[velevele]

Автор: ValkiriyaV

Фэндом: Сверхъестественное, Jared Padalecki, Jensen Ackles (кроссовер)
Основные персонажи: Дженсен Эклз, Джаред Падалеки

Пэйринг или персонажи: Джаред/Дженсен

Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Фэнтези, Hurt/comfort, AU, Омегаверс

читать

ДЖАРЕД

Скажи Джареду кто полгода назад, что в логове будет твориться такой бедлам всего лишь из-за одной новой беты, он бы сто, нет, тысячу раз подумал, прежде чем тащить к себе домой сомнительный трофей.

Джаред тяжко вздохнул и, набираясь смелости, решительно шагнул во двор, за ним мягко сомкнулись автоматические ворота, отсекая все происходящее в логовище от возможных любопытных взглядов.
Во дворе, вымощенном синекамнем, первым ему попался Чад. Засранец сразу же почуял тщательно скрываемое альфой смятение, заухмылялся понимающе и на тяжелый взгляд Джареда кивнул в сторону сада:
- Как обычно. В самом дальнем углу сидит. - И испарился, как не было, легкий его аромат почти сразу заглох в удушающем, заполоняющем все вокруг остром, терпком запахе беты в течке.

Джаред уже забыл о Чаде, он спешил в сад. В конце концов, нужно поговорить с упрямцем, даже если тот и отвергает помощь, как всегда это делал.
Полгода, уже полгода, а ведь словно вчера было - отряд смертников, ставший на пути команды Джареда, помешавший отловить долгожданную и давно преследуемую добычу, и пробились же почти, но догнать Ривза тогда не удалось.
Беспринципная сволочь, поставил как кордон между преследователями и собой заслон из бет, знал ведь, сука, у жителей долины рука на них не поднимется даже воевать, а уж тем более убивать - из них, бесхвостый мадрик, вонючка хитрая, делал живые щиты, и вот, как ты хочешь, крутись и лови ублюдка, а как не ублюдок - разве можно рисковать своим будущим, теми, кто приносит потомство?

Ничего святого не было, за то и поплатился.
Не Джаред его поймал, в ту же ночь свой кто-то зарезал, говорили, то ли самка приревновала, то ли власть не поделил. Туда и дорога, а Джаред в детали не вникал. Он ликовал тогда, что наконец пятилетняя война окончена, остатки банды Ривза рассеялись и никогда больше не будут угрожать мирным жителям Санейской долины.

Но оставались так называемые трофеи.
Беты, и еще самочки, озлобленные, полуголодные, злые, с фанатичным блеском в глазах - готовые убивать. Джаред примерно представлял, как пополнял свой летучий отряд Ривз - волчата пропадали и у них. В каждом доме, в каждом логове были потери, вот что страшно.
Это и объединило всех, оборотни долины позабыли прежние распри. От каждого рода был сформирован отряд, общим сбором выбрали командующего над всеми отрядами, и только тогда удалось дать бандитам достойный отпор.

Джаред запомнил тот последний бой, помнил, как Джеффри Дин напутствовал их:
- Не забывайте, парни - это могут быть ваши сестры, братья. Ривз сделал из них убийц, но, я верю, многих мы сможем вернуть, постарайтесь сохранить им жизнь, вырубайте их, не стреляйте на поражение, используйте сонные стрелы.

В том бою погибли несколько волков из отряда Джареда. И почти весь отряд смертников Ривза, как ни старались парни сохранить противникам жизнь.
Потом, обходя позиции врага, Джаред понял одну страшную вещь - они убивали себя сами, когда видели, что деваться некуда, и они не смогут утащить за собой кого-то еще. Сукин сын Ривз. Джаред осознал, что говорит это вслух, оглядывая немногочисленную жалкую добычу.
Живыми остались только те, в кого попали сонные стрелы.

Возле ног, скрюченный, рыжий, тощий, лежал волк. Весь в шрамах. Ещё один несчастный, которому надо помочь. Помочь, даже если он сам этого не хочет, даже если стремится умереть, следуя вдолбленной в него самоубийственной программе.

Джаред тогда подумал, ну просто - подумал - этому рыжему, наверно, неудобно так лежать. Давно ли он ел? Почему такой худой? И хорошо бы забрать его, чтобы позаботиться, он точно сделает это лучше других. Никто, впрочем, не порывался пригреть у себя именно этого волка. Джаред подхватил оказавшегося тяжелым, несмотря на худобу, рыжего через плечо и поволок в родное логово. Кто ж знал, что он тащит в дом мину замедленного действия? Но поступить иначе он всё равно бы не мог.
Оставшихся в живых разобрали по логовищам, и Джаред понимал, всем придется нелегко.

Конечно же, едва придя в себя, парень показал норов, да еще какой.
Джаред добрался до логова, и сгрузил все еще бесчувственного парня в гостевую, но не успел он отойти на две минуты, чтобы позвать Аннели, главную фельдшерицу в семье Падалеки, как тот дал деру.
Еле живой, с раздробленной правой лапой, тот все равно пытался уковылять, а когда догнали, прижался спиной к стене и зарычал, и Джаред только в этот момент толком рассмотрел пленника. Вернее, увидел его глаза, плавающий взгляд, пустой, безумный, холодный, как смертью дохнуло. Отшатнулись все члены клана, набежавшие было во двор, отступили, а Джаред... как черт его толкнул, наоборот, качнулся вперед, сел на корточки перед сжавшимся, ощетинившимся волком, позвал тихо, ласково:

- Эй, успокойся, тебя никто здесь не обидит, слышишь?

И протянул руку, увидел, как отступила темнота из глаз рыжего, и мелькнуло в них вполне живое чувство, похожее на изумление, но вскоре волк опомнился и хотел цапнуть протянутую к нему руку, но было уже поздно. Джаред схватил его, поднял рывком, развернул, прижал к себе спиной, в две секунды: одна рука - захват за шею, другая - на поясе, его руки зажал между его спиной и своим животом, действовал жестко, но говорил все так же мягко:

- Все, все. Тихо. Это для твоей же пользы, парень, чтобы бед не натворил. Ты сейчас не совсем соображаешь, это лекарство, тшшшшш, не надо, не вырвешься, не дергайся. А теперь пошли, тихонько.

Водворенный в смотровую, волк, утомленный попыткой бегства, вновь потерял сознание, и Джаред убедился, что скотина Ривз не только использовал бет как живой щит, но еще и не заботился об их лечении.
Нога была в жутком состоянии, приходилось только гадать, как с раздробленной посиневшей ступней этот волк передвигался, и, похоже, не один день.

Во время осмотра волк очнулся и щелкнул отросшими в мгновение ока зубами в опасной близости от запястья Анелли, но Джаред уже был настороже, вдавил плечи волка в пластик стола, навис над ним, посмотрел в пожелтевшие глаза и приказал, дополнив приказ внушением, пробуя и замирая, получится ли? Ведь первый раз он использует то, чем так беззастенчиво пользовался Ривз - внушаемость бет. Умелая альфа могла создать армию фанатиков только благодаря дару внушения, однако у жителей долины это считалось дурным тоном. Разрешалось, рекомендовалось использовать внушение исключительно в случаях, когда бета была не в себе от боли или ярости, и могла навредить себе или кому-то еще.

Джаред видел, как радужка постепенно менялась, от звериной желтой до человеческой, зеленовато-коричневой, потом - и вовсе зеленой, а во взгляде беты снова промелькнуло недоумение и - страх.
Джаред не этого добивался и от неожиданности отдернулся, контакт был прерван, волк моргнул, разгоняя морок, и зарычал. Он не пытался больше укусить Аннели, колдовавшую над его ногой, но ее действия явно причиняли ему боль. Джаред прошептал успокаивающе:

- Потерпи совсем немного, парень. Аннели говорит, ногу можно спасти, но будет немного больно.

Джаред удивился, когда волк снова поднял на него недоверчивый взгляд и переспросил хрипло:

- Можно спасти? Ривз говорил – нет...

Джаред все еще придерживал волка за плечи и не удержался, сжал их как в тисках, тот дернулся и заворчал злобно, а Джаред снова напомнил себе, в сотый раз, что Ривза уже нет и убить его снова не удастся, сказал мягко:

- Он солгал.

Как и ожидалось, рыжий вспыхнул:

- Нет, это ты лжешь, и эта твоя сука! Ривз говорил, вы не убиваете нас, чтобы проводить на нас эксперименты! Отпус...

На это раз Джаред не сдерживался, впился в плечи и сверлил глазами слабеющего под руками волка, замечая, что у того расфокусируется взгляд и дергаются губы, а сам чувствовал, как свободной рекой льется из него внушение.
Раз не понимает слов - нескоро еще поймет, нужно действовать так, его надо успокоить, утешить, убрать боль.

Вскоре волк, бессмысленно таращившийся на него, неожиданно зевнул и, пробормотав что-то невнятное, заснул, а Аннели сказала недовольно:
- Не так сильно, Джаред. Ты мог навредить ему! Такой удар по мозгам, даже я почувствовала себя вареной мухой.
Джаред застыдился, как школьник, застигнутый врасплох за не самым приличным занятием. Сполна насладившись воспитательным эффектом, Аннели привлекла его к операции.

Через два дня волк еще раз попытался сбежать, и Джаред убил двое суток, чтобы найти его, ослабевшего, измученного, но продолжавшего бороться со всем миром. На этот раз рыжий безуспешно пытался разжечь костер, и его трясло от холода, костер-то не разгорался, зато глаза горели весело, однако при виде Джареда беглец весь словно потух, посерел, съежился.
Джареду подобная метаморфоза очень сильно не понравилась.
Особенно не понравилось, когда при его приближении рыжий наклонил голову и закрыл ее руками, будто ожидая побоев, это уже было настолько обидно, что Джаред взорвался.
Он орал долго, пинал собранные для костра ветки ногами, потрясал кулаками, посылая проклятия на голову Ривза, хватал волка за плечи и с пристрастием допрашивал:

- Я тебя хоть раз ударил?!

А под конец кинул злобное:

- Ну и подыхай тут, придурок.

И убежал с поляны. Конечно же, он не смог уйти далеко. Как стальным канатом привязанный, не мог уйти и все тут, сидел недалеко у ручья и корил уже себя, за то, что не сдержался, наговорил, что придется возвращаться, и какие найти слова, чтобы достучаться?
И не поверил своим ушам, когда услышал шорох за спиной. Обернулся - волк стоял кое-как, прислонившись к дереву, смотрел на него удивленно и уже без страха.

Вот тогда они первый раз и поговорили. Первый и последний, за полгода, но тогда Джареду казалось, что они пришли к взаимопониманию. Наивный.

Парень сел тогда неловко рядом, отставив далеко больную ногу, сгорбился, сказал так, будто оправдывался, и Джареду странно и почему-то приятно было слышать в его голосе извинение:
- Я не могу там. У вас. Я там... пленник, раб. Я не смогу больше так.

Джареду стало невыносимо стыдно, что не объяснил ничего сразу, он открыл было рот, а тот продолжал, неловко глядя в землю:

- Ладно, я понял, вы не ставите опытов на пленниках. Аннели говорит, что ваши беты - как священные коровы... я не совсем понял, что это, но вроде как неприкосновенные. Да?

Джаред подивился, как за два дня уже успел нахвататься всего сообразительный парень, а ведь вроде все время в отключке провел, и ответил, улыбаясь:
- Да, примерно так.
- Ну... я паршивая бета, знаешь.
Удивленный, Джаред хотел было возразить или спросить, почему он так думает, но тот сказал деланно-равнодушно:
- Нет, не говори ничего. Щенков не будет, ничего не будет, дохлый номер.
- Ривз опять сказал?
Рыжий дернулся было и тут же обмяк, ответил без выражения:
- Какая разница.
Джаред шумно вздохнул.
Решительно подсел ближе, обнял, накрыл своим плащом, и на слабые попытки вырваться отреагировал просто - прижал к себе еще крепче.
- Во-первых, может, все-таки познакомимся? Я Джаред.
Джаред не ждал такого быстрого ответа, но, к его удивлению, парень покорно сказал свое, и даже кажется, настоящее имя:
- Дженсен.
Покорность Джареду снова не понравилась, было в ней что-то обреченное. Это надо было менять и немедленно.

- Дженсен... Тебе подходит. Дженсен, выслушай меня. Я не знаю и знать не хочу, какие там порядки были у Ривза, но ты должен понять - у нас все по-другому. Ты - не пленник. Тебя никто не обидит, более того, любому посмевшему это сделать грозит наказание. Тебя не держат под замком, как ты, наверное, заметил, и единственное, что я сделал против твоей воли, это внушение - что ты не можешь здесь никого убить. Я отвечаю за безопасность своей семьи, Дженсен, я должен был это сделать, ты ведь понимаешь? - Дженсен молчал, а Джаред вновь заговорил: - Я теперь отвечаю и за тебя тоже, раз привел в логово. И ты, если захочешь - можешь стать членом семьи, если не захочешь, уйдешь, - Дженсен дернулся, но Джаред удержал его снова, - только не сразу. Ты слаб сейчас и должен привыкнуть, понять нашу жизнь. Поэтому... Я прошу тебя, Дженсен, давай так договоримся - полгода. Ты останешься здесь на полгода, а потом иди, куда захочешь.

Дженсен молчал долго, потом испытующе глянул на него и уточнил:
- Полгода?
Джаред кивнул.
- И что я должен буду делать? - Дженсен снова обжег подозрительным взглядом, и губы его некрасиво скривились. - Мне придётся ублажать тебя? Или еще кого-то?
Джаред удержался, чтобы не треснуть глупца, ну, не виноват он, не знает, что обидел сейчас его, а еще прочел на дне души его тайное желание.
Сказал мягко, не отводя взгляда, чтобы увидел - не врет и открыт:
- Нет, что за глупости. Выбор всегда за бетой, забыл? Священные коровы.
Очень приятно было увидеть смущающегося Дженсена, видеть, как загорелось его лицо, как он опустил голову, но упрямый же, спросил опять:
- И все-таки. Что я должен делать эти полгода?
Джаред понимал, что сейчас решается многое. Такое хрупкое возникшее доверие нельзя было разрушать бессмысленным "что хочешь", поэтому Джаред сказал предельно откровенно:
- Сейчас ты должен просто выздороветь. Делать все то, что рекомендует Аннели. Хорошо есть, гулять, принимать лекарства, терпеть процедуры. Выполнять все ее указания, беспрекословно.
Дженсен с видимым усилием согласно кивнул и спросил снова:
- А дальше?

Дальше. Знать бы, что дальше...

- А дальше выберешь занятие по душе, может быть, тебе понравится разводить кальтинок. А, может, научишься ухаживать за пинелкини или захочешь выучиться на врача. Или еще кого. Главное, пойми, никто не будет заставлять тебя делать то, что тебе не нравится.

- Хочешь сказать, Чаду нравится выносить дерьмо за Анто? Он так громко радуется, что даже я это слышу, - ядовито заметил Дженсен. Джаред расхохотался. Наблюдательный же, зараза!
- Конечно, есть обязанности не самые приятные, которые все выполняют по очереди, - сказал Джаред и поспешил уточнить, - Дженсен, забота о престарелых близких - это дело только членов семьи, так что можешь не беспокоиться об этом, по крайней мере, пока.

Джареда позабавило, каким комичным может быть выражение лица Дженсена. Да уж, действительно, стоит ли стремиться стать членом семьи, чтобы добиться чести выносить горшки из-под древнего старика.

Джареду тогда казалось, что проблемы решены, и Дженсен постарается привыкнуть к жизни в логове, хотя бы попробует. Но нет, очень скоро Джаред понял, что он ошибался.

Дженсен жил как будто в коконе. Ни с кем не разговаривал, отсиживался в своей комнате, есть со всеми отказывался, и ладно, что еще не рычал на Аннели, терпеливо снося ее примочки и микстуры. Нога его через месяц зажила, и не только нога — поджили шрамы, сам он заметно поправился, появился сытый блеск в глазах и какая-то плавность в движениях, как у отожравшегося, довольного жизнью хищника. Только вот на контакт Дженсен упорно не шел. Джаред начинал отчаиваться. Даже его выдержке приходил конец, хотя он терпеливо сносил насмешки всего клана и даже готов был терпеть их и дальше, лишь бы разрешилась ситуация с упрямым бетой.

Проклятый Дженсен смотрел все так же холодно-настороженно и здоровался неохотно, и будто ждал подвоха. Джаред понимал, что годы жизни под давлением в сумасшедшей банде не могут забыться легко, но должен же Дженсен в конце концов понять, что так дальше невозможно!
Дженсен изменился внешне, похорошел, и все, буквально все, и двоюродные братья, и старшие альфы — отец, дяди - будто считали своим долгом сообщить об этом Джареду. Сволочи. А то Джаред сам не знает. Он сразу увидел, Дженсен и тогда ему понравился, это спустя полгода Джаред понял про себя все и перестал себя обманывать, а вот Дженсену, похоже, не нужен был никто.
Джаред видел раз, случайно, как к Дженсену клеился Джефф и, может, открутил бы ему голову или поссорился не на шутку, до драки точно бы дошло, но Дженсен и сам справился: уронил возвышавшегося над ним противника так легко, будто тот был тряпичной куклой, уронил, аккуратно положил, переступил через него и вошел в свою добровольную темницу.
Неизвестно, что Дженсен сказал Джеффу и сказал ли вообще, но старший брат больше попыток подъехать к бете не предпринимал, а на совете, собранном вечером, ему знатно влетело от главы клана.
Понятно, что в случае с бывшим убийцей и смертником только добровольно можно было уговорить такого на любовь, но Дреди сел на своего любимого конька — любить и защищать! — и в результате Джеффа посадили под домашний арест на три дня. Что популярности Дженсену не добавило, впрочем, ему дела не было до Джеффа. Это Аннели пожаловалась и ходила потом по всему логову с победным видом.
Для себя Джаред сделал из этого случая один вывод — если не пользоваться запрещенными приемами вроде внушения, с Дженсеном не то что альфа не справится, а даже десяток альф.
Это, с одной стороны, успокаивало.

ДЖЕНСЕН

Кошмары возвращались почти каждую ночь. Снилось снова, прокручивалось, словно в замедленной кинопленке — как его выдергивают из теплой кровати, как тащат в темноту, в холод, в неуютный, грязный сарай, где еще пяток таких же испуганных мальчишек в пижамках. И потом всегда, всегда приходит большой черный волк с затягивающими желтыми гипнотизирующими глазами, и прошлое тонет в черной, вязкой мгле, и остается настоящее, где смерть, насилие, боль, голод, погони, где они живут, чтобы убивать. И не выбраться, не задуматься, как автоматы, каждый день под пристальным чужим, страшным, гипнотизирующим взглядом...
Дженсен принимал лекарства, которые давала ему Аннели только потому, что она объяснила — они не дают забвения. Они позволяют примириться с прошлым. Она все время повторяла, что он не виноват. Как такое может быть? Не виноват, что убивал, возможно, братьев своих или вот в этом клане погибло немало воинов, и, может быть, он сам убил нескольких.

Они никогда не забудут этого, они только притворяются.

Дженсен не помнил родителей, пока еще — нет. Выжжено было все, что касалось его добандитского прошлого, и выжигалось все, после каждой акции. Память им Ривз и его старшие альфы стирали постоянно, каждый день проводились внушения, утром, вечером — годами. Как он выжил — сейчас Дженсен не мог понять, выходило, что он там находился с пятнадцатилетнего возраста, десять лет. Десять лет — украл у него волк-оборотень, который пытался построить свою империю, а в итоге превратился в бандита, объявленного вне закона среди всех племен.
Дженсен вспоминал тех, с кем жил, и спал, и воевал. Как же быстро они умирали. Что его спасло? Осторожность? И он помнил, да, свои сомнения и тоску. Сомнения не успевали пустить корни, как снова вечер, и снова внушение, и утром — они шли вперед убивать спокойно и уверенно, и день за днем, год за годом. Они кочевали, иногда задерживались надолго в каком-то месте и даже успевали обрасти логовами и семьями, но потом снова — случалось что-то, и снова — дорога, голод, смерти, насилие.
Изменилось все только в этой долине — не пошло сразу. Только появились у них новые юные, ошалевшие еще от убойных доз внушения бойцы, как вокруг все словно взорвалось.
Ривз не ожидал, что все жители долины объединятся и создадут армию, чтобы уничтожить его, и не успел скрыться.
Сдохнуть бы ему раньше...

Дженсен отсиживался днем у себя, а ночью покидал логово, бродил далеко за его пределами, он мог уйти отсюда, из этой долины. Мог в любой момент, и держало его вовсе не обещание, что такое слова? Держал его волк-оборотень, которому он дал слово.
Джаред.
Он притащил его в логово и ни разу его не обманул, но не это главное. Джаред был... интересный. Они все тут были интересные, такие разные, но общее у всех было одно — они не боялись. Не было того страшного, изматывающего напряжения, которое все еще приходило к нему во сне, не было страха наказания в любой момент, ни за что, чтобы боялись еще больше, и Дженсен медленно, медленно и с трудом привыкал, что вот это — и есть нормально.
Он следил за Джаредом всегда, когда тот был в логовище. Сейчас все реже, тот пропадал где-то днями, неделями, но когда появлялся, Дженсен не спускал с него глаз. Только ему известными тайными способами, полученными за годы жизни в лесу, он тенью следовал за ним везде, наблюдал, как тот играет с волчатами, катаясь с ними сам не лучше щенка, сидел ночью у его изголовья. И молился всем лесным богам, чтобы чертов лохматый волк отпустил уже его, не держал так крепко, своим смехом, улыбками, руками. Он помнил еще тепло этих объятий: после побега Джаред его нашел и притащил обратно, и на руках нес, и на спине, и Дженсен не забыл, эти воспоминания никто не покушался стереть.

Никто после Джеффа не рисковал подходить к Дженсену, и навязывать свое общество, как пафосно выразился Дадли.
- Не надоедайте мальчику. Ему и так крепко досталось. Сам выберет достойную пару, когда отогреется, и, Джефф, я надеюсь, это будешь не ты.
Судя по выражению лица Джеффа, тот тоже надеялся, что это будет не он.

Никто не рисковал из альф, но Чада это не касалось, он был бетой, причем, надоедливой и болтливой — так думал Дженсен вначале. Но через некоторое время стал считать иначе.
Чад в результате оказался единственным, ну, если не считать еще и Джареда, чье присутствие Дженсен выносил хотя бы несколько минут, а не удалялся сразу с каменным лицом. Терпел, и, чего там, ему интересно было слушать новости. Чад знал обо всем, что творилось в логове — что приготовила жена Джеффа, почему скандалят Рикки и Стонли, кого ожидают первенцем в паре Линн и Дрейка, почему вчера мясо крикка было пересоленным, и какая завтра будет погода.

И он рассказывал о Джареде.

С удивлением Дженсен узнал, что Джаред, оказывается, моложе его на четыре года, и почему-то этот факт еще больше размягчил его сердце. Он теперь следил за Джаредом со снисходительной, мягкой усмешкой, и только при взгляде на улыбчивого лохматого волка ему самому хотелось улыбаться. Конечно, Джареду об этом знать было совсем не нужно.

Чад рассказывал о Джареде, как бета, прожившая с ним в одном клане несколько лет, с нескрываемым удовольствием и любовью. Последнее обстоятельство Дженсена очень нервировало, Чад сейчас был без пары, и почему его это волновало — Дженсен не мог объяснить.

Альфа мог иметь до пяти брачных партнеров обоего пола, обычно так и было — альфа, несколько самок и бета, если повезет, то две беты, и им, в общем, с Чадом делить было нечего, тем более, что Дженсен и не думал ни о чем таком!
Но делить Джареда ни с кем не хотелось, даже если он и не думал об этом, совсем не думал.
В общем, все было непонятно, смутно. Признаться, Дженсен давно уже понимал, что хочет остаться, только вот Джаред настойчивости больше не проявлял, и Дженсен снова начинал думать, что ему нужно уходить, что его тут еле терпят, не знают, как избавиться, терпят только ради Джареда, а Джареду до него дела нет, и, наверно, пора уходить? Только вот куда?

Джаред говорил когда-то, что он может найти себе занятие по душе. Но он не любил животных и не интересовался садом, его мало привлекали технологии, все, что он умел — выживать и убивать. Все это не требовалось теперь, и чувствовать себя бесполезным было мучительно.

Особенно странно было понимать, что вот Чад такой же, как он, но его не беспокоит собственная бесполезность, мало того, он уверен был в обратном и откровенно наслаждается своим положением. Не работает, не учится, заводит то и дело новых партнеров, исчезает на время из логова, и только семья вздыхает с облегчением, как Чад с громким скандалом возвращается.
Дженсен только удивлялся, как Чад еще ни разу не получил за свои фокусы, и снова, в который раз с горечью осознавал, что сам никогда не сможет полностью оценить свое привилегированное положение, слишком рано это из него выбили и... лучше не вспоминать.

Лучше, но воспоминания продолжали приходить. Аннели считала, что это нормально. Природа оборотней такова, что при должном уходе все может восстановиться. И память, и репродуктивная функция. Без первого Дженсен бы с радостью обошелся, но вот второе... стоило подумать об этом, как в груди екало, сердце начинало отстукивать бешеный ритм, и становилось страшно, от восторга, от надежды, может... Неужели может случиться чудо?

Отгонял безумные мысли, не верил, но надежда все равно жила, и даже не надежда, а просто хотелось быть — здоровым, целым, живым, а не выпотрошенной машиной для убийств.
Ему верилось, что если бы он был полноценной бетой, то тогда все было бы иначе.
И тогда слушать Чада было бы не так мучительно, и пропало бы желание немедленно придушить соперника.
Дженсен совсем ушел в свои мысли, когда Чад, рассевшийся рядом на скамейке, ткнул его локтем в бок.
Вот уж кого никогда не волновало желание Дженсена уединиться в любимом дальнем уголке сада. Дженсен подавил раздражение и хмуро на него посмотрел.
- Как думаешь? - жизнерадостно спросил Чад. - Сработает?
- Что именно? - уточнил Дженсен, понимая, что пропустил мимо ушей его длинную речь, и теперь, скорее всего, Чад разольется соловьем снова.
Но Чад оказался кратким:
- Хочу развлечься. Джаред, я и Жен, он давно облизывается на эту крошку. Любит, понимаешь, маленьких чернявых сучек. Ну, я в процессе покажу, насколько лучше ее, уверен, у меня получится. Жен я уже уговорил, она обещала в нужный момент свалить. Как думаешь, сработает?

Внизу живота противно, незнакомо заныло, зашумело в ушах, Дженсен прокашлялся и буркнул недовольно:
- Не понимаю, зачем. Почему не вдвоем?
- Нет, так гораздо интереснее! Она заведет его, а потом я...

Чад жестикулировал, подпрыгивал на месте, толкал его в плечо и жизнерадостно смеялся, а Дженсен боролся с невесть откуда взявшимся головокружением и тошнотой. Свет вдруг померк на мгновение, а в следующее он увидел уже, как склонился над ним испуганный Чад и разевает рот, кажется, зовет кого-то, а он не слышит, и тело какое-то чугунное, не поднять руки и даже не обернуться в защитную шкуру волка.

Еще глаза не открыл, уже понял, что находится в медицинском отсеке: запахи, воздух, мягкая подушка под головой. Захлестнула паника, хотелось зарычать, вскочить, обернуться — что это? Что с ним такое было? Но, услышав голос Аннели за приоткрытой дверью, Дженсен насторожился и весь обратился в слух.

Оказалось — то, чего он не ждал и забыл, как это бывает, и от того, что пришло с многолетним опозданием, шарахнуло по нервам и клеткам как кувалдой. Течка, обычная, какие бывают у бет раз в полгода, только вот Дженсен не думал, что когда-нибудь с таким недоверием и ужасом даже, и одновременно с тайной радостью встретит слова доктора.
- Не может быть! - выпалил он и не успел больше ничего сказать, в палату ворвался вызванный по срочной связи Джаред и замер посреди комнаты, принюхиваясь, с таким же ошарашенным лицом, как и у Дженсена.

- Вижу, Джаред, тебе ничего не надо объяснять, - поднимаясь со стула, сказала Аннели, - репродуктивные функции восстановились за полгода, как я и обещала. Лечение оказалось успешным. Организм сам приспособится, но настолько мощный выброс гормонов просто свалил его с ног. Ничего, это не смертельно.

Жизнь чертовски осложнилась. Мало того, что все альфы в округе помимо своей воли стекались на такой мощный запах - гости в логово ломились со всех сторон! - так еще и самому Дженсену приходилось худо. Его лихорадило, тошнило. То просыпался зверский аппетит, то – раздражительность, и он рычал и щелкал зубами на вертевшегося рядом Чада, то нападала жуткая хандра, и только усилием воли он сдерживался, чтобы не завыть на луну, и тело — предатель! — выходило из-под контроля. Это было самое ужасное. Горело в паху, пульсировало в анусе, вообще отверстие припухло и стало очень чувствительным, и появились слабые еще, розоватые выделения. Дженсен рычал и плевался, надевая специальное белье, которое остряк Чад прозвал поясом верности, и умолял дать Аннели ему хоть что-нибудь, но упертая лекарша стояла на своем — сейчас, после большого перерыва между последней и наступившей течкой, любое медикаментозное вмешательство могло оказаться губительным, вроде химической стерилизации, что провели ему когда-то насильственно. Вот после трех-пяти течек уже можно будет подумать, дать ли противозачаточное, снимающее все симптомы.

Дженсен не думал выходить из комнаты, но его тянуло наружу, в кои-то веки хотелось видеть, и не кого-то, а одного. Но Джаред вел себя как свинья. Сразу же, как узнал о течке — слинял и не появлялся в логове два дня. А Дженсен — как переродился, и куда девался сдержанный, холодный, неразговорчивый молчун? Взыгравшие гормоны сотворили из него исчадие ада. Он рыскал по логовищу. Когда же к нему, как зомби, тянулись альфы с замаслившимися глазами, на которых его запах действовал как мощнейший, отключающий мозги афродизиак, он цеплялся к ним, к самкам, к другим бетам, норовил устроить скандал и затеять драку. Полдня гонялся за Чадом, с горящими яростью глазами, ворвался на общую кухню и перебил кучу посуды, орал, что там мерзко воняет лесными клопами, и что его хотят отравить. Словом, натурально сходил с ума. Вечером только, обессилев, уползал в дальний уголок сада, и обернувшись, лежал там на пожухлой осенней траве и печально вздыхал.

Что интересно, никто ему не пытался перечить. Не пытались связать и запихнуть в комнату, как буйнопомешанного, все относились с пониманием.
И это вот понимание больше всего выводило Дженсена из себя. А ещё трусливое отсутствие Джареда. Сукин сын!
В логовище теперь постоянно трахались. Его взбесившиеся феромоны действовали на всех, а вот ему-то как раз, кому это нужно было больше всего — было не с кем. Не с кем, черт. Не с кем! И вряд ли будет. О, как же пережить эту течку, пережить и свалить. Исчезнуть, убраться отсюда, от стыда. Да и не нужен он тут никому...

Вспоминая о Джареде, Дженсен тихонько зарычал, рычание перешло в тоненький вой. Но Дженсен устыдился и тут же замолчал. Горел распухший зад, и он, извернувшись, принялся тщательно вылизывать его.
И тут снова явился Чад, нашел его и здесь.
Дженсен не проявил вежливости. И продолжал нахально вылизываться в волчьем обличьи, но Чада трудно было смутить, он затрещал, как сорока:
- Я договорился! На сегодня! Джаред очень доволен, что я уговорил Жен, думаю, у меня все получится! А потом он возьмет меня в мужья, а Жен, если захочет, тоже пусть...

Дженсен оторвался от вылизывания зада, посмотрел на него скептически и снова задрал хвост.

- Что, думаешь, он ее позовет в жены, а меня нет? - на миг растерялся Чад, и рыжий волк в ответ оскалился.

Чад задумался было, но вдруг встрепенулся, принюхался и заговорщически улыбнулся.
- Джаред вернулся в логово, - сказал он мечтательно, - это я его уговорил. Так что сегодня у нас будет незабываемая ночь... Я пошел, встречу его.

И убежал, сучонок.
А Дженсену и принюхиваться не надо было, он уже знал, что Джаред подошел к воротам, только вот ничего хорошего в этом не было. Дженсен чувствовал себя преданным. И еще, несмотря на забивающий мозг туман и желание трахаться-трахаться-трахаться - сейчас же, немедленно! - его охватило какое-то тоскливое, обреченное чувство одиночества. Он так и останется один, никому не нужный. Сейчас они все лезут к нему только из-за взбесившихся гормонов, а сам по себе он никому не интересен, надо уходить. Может быть, даже сегодня, когда проклятый, честный, обещавший не обмануть и все-таки обманувший его Джаред будет развлекаться с Чадом и Жен.

ДЖАРЕД и ДЖЕНСЕН


Джаред приближался, с каждым его шагом у Дженсена сильнее поджимались яйца, и из горла вырывались нехарактерные звуки, тонкий скулеж, жалобный, зовущий. Дженсен затряс в отчаянии головой и вцепился изо всех сил себе в переднюю лапу.
Потемнело в глазах, зато боль разом прочистила мозги.

Джаред вышел из-за поворота, принюхался снова, вдруг нахмурился, прибавил шагу и вот уже присел перед ним, спросил встревоженно:
- Откуда кровь?
Взял за лапу, Дженсен раздраженно вырвал ее и начал вылизывать. Всем видом давая понять, он очень недоволен тем, что ему помешали, и желает, чтобы его оставили в покое.
Джаред вздохнул и сказал устало:
- Дженсен, нам поговорить надо.
Дженсен продолжал вылизываться, не обращая ровно никакого внимания на Джареда, и когда тот протянул руку, предупреждающе зарычал.
Джаред помедлил, убрал руку и сказал глухо:
- Так больше продолжаться не может. Дженсен, обернись. Пожалуйста. Нам нужно поговорить. Обернись, или я...

Дженсен резко перестал вылизываться, шерсть на его загривке стала дыбом, и он злобно зарычал, всем своим видом спрашивая, мол, тогда что, заставишь? Прижатые уши и ощеренная пасть показывали, что Дженсен этого и ждет.
Вот же... Столько времени здесь, а так и не понял ничего.
Он и вслух это сказал, с горечью и гневом:
- Ты не понял ничего, я же...

Дженсен не выдержал больше, испугался просто, что на брюхе поползет сейчас к нему и лизнет ботинок - выеби, выеби меня, выеби наконец, не слушай, что говорю, не верь своим глазам, хочу тебя до потемнения в глазах, давно, сильно! - нет, нельзя было этого допустить. Нельзя и все, ревность и остатки гордости помогли собрать силы, и Дженсен, не слушая, не глядя больше на такого близкого, такого пахучего, желанного Джареда сорвался молнией с места, на ходу обернулся, подхватил с земли одежду и, как был голый, рванул из сада.

Джаред возвращался, повесив голову.
Очевидно было, что Дженсен даже в течке еле терпит его, и тут не нужны были слова, все ясно и так. Ничего не выйдет.
Каменный стояк в штанах не проходил, настолько пропиталось все вокруг запахом Дженсена, даже в его отсутствие - Джаред знал уже - тот убежал далеко, висел след в воздухе, четкий, и он вел к черному ходу на заднем дворе. Проветриться ему и самому не помешало бы, не продохнуть же, недаром все логовище трахается, как сумасшедшее.
Все работа Дженсена, но сам - как злобная сука, собака на сене - и не дает, и пахнет одуряюще, приглашающе. Пахнет так, что сносит крышу, и у Джареда снесло, едва подошел на расстояние шага. Отрезвила лишь кровь на лапе и тоскливые, как у бездомного пса, глаза.
Да что с ним такое? Как разговорить, как узнать и что сделать...
Размышления его прервал возникший из ниоткуда Чад, улыбающийся снова насмешливо, подмигивал еще, зараза.

Джаред мимоходом принюхался, спросил без интереса, с легким удивлением:
- А ты чего не трахаешься? У Джеффа был, чую.
Чад легкомысленно махнул рукой, на него одуряющие феромоны другой беты не действовали:
- А, успею еще. Ты лучше о себе позаботься, - он выразительно кивнул на встопорщившиеся штаны, и Джаред поскорее запахнулся в плащ, буркнул недовольно:
- Вот как раз этим и занимался.
- Опять облом? - хитрый, насмешливый, вьется как угорь, заигрывает, что ли? Джаред ответил прямым, вопросительным взглядом. Свои непростые отношения с Дженсеном он ни с кем обсуждать не собирался.

- Я помочь хотел, - как ни в чем не бывало сказал Чад, предложил буднично, будто кофе попить. - Хочешь, отсосу?

Джаред даже не посчитал нужным ответить, хотя яйца и член отреагировали на предложение должным образом.
- Понятно, я так и думал, - почти серьезно, не дурашливо сказал Чад.

- Пойду, - хмуро сказал Джаред, - поищу его.

Им все же нужно поговорить. Если Джаред упрямой бете так неприятен, и здесь нет ни одной альфы, удовлетворяющей его вкусам, пусть уходит, он не обязан мучиться в этом логове. Осталось немного, только сказать ему, что свободен. При его внешних данных найти пару будет раз плюнуть, ну кто же виноват, что Джаред ему противен...
Кажется, он сказал последние слова вслух, вот черт, не собирался же ничего говорить этой хитрой сучке Чаду!
А Чад сразу вцепился в него, распахнул широко глаза, переспросил с изумлением:
- Противен? Ты решил, что противен ему? Джаред, ты что, не чувствуешь?
Джаред перестал понимать, в какой момент Чад из придурковатого несерьезного разгильдяя превратился в ... хм. Вполне себе, кажется, и неглупого, и что-то в его голосе было очень подозрительным. Джаред спросил настороженно:

- Что не чувствую?

Чад поводил в воздухе рукой:

- Вот это все. Приглашение. Это же для тебя, ты не понял? Он хочет только тебя, и ты один этого не понимаешь?

- Да он мне чуть руку только что не откусил! - взревел одураченный Джаред, понял уже, да, одураченный, но кто же знал, что Дженсен именно так будет вести себя, не в силах смириться со своей природой, ох, лесные боги, какой же он, Джаред, осел, просто конченый идиот.

Ему потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться, и на веселый смех Чада с натугой улыбнуться, а потом и расхохотаться до слез, до истерики, ну как, как он мог не понять, все осторожничал, нежничал, а Дженсен ждал, оказывается, решительных действий.
- Вот что я предлагаю, - деловито сказал Чад, когда они отсмеялись, и Джаред с готовностью нагнулся к нему, вновь надевшему маску очаровательной стервочки.

Дженсен с ревнивой злобой наблюдал, как Чад кокетливо поманил Джареда пальчиком, как тот нагнулся, как Чад обнял его за плечи и принялся нашептывать что-то приятное в ухо его - его! - Джареду, а Джаред, сукин сын, довольно улыбался и кивал.
Он пожалел уже, что вернулся, что захотел выслушать, до боли прикусил губу, чтобы не зарычать, обернулся снова волком и тенью ушел в лес.

Не сказать, что Джареду понравился план, но выбирать было не из чего. Если Чад все придумал, и Дженсену нет дела до Джареда, действующие лица просто мирно разойдутся по своим спальням, а если нет, то Дженсен может прийти. Джаред очень надеялся на это. Его невероятно грела и заводила мысль о ревнивом Дженсене.
Ыхррррр, наверняка это очень сексуальное зрелище - взбешенная от ревности термоядерная бета.

Размечтаться особо Джаред не успел, пришла Женевьев и немедленно принялась изображать роль влюбленной самочки, и даже увлеклась так, что Джареду пришлось ее немного притормаживать. А вот Чад прибежал поздно, пожаловался, что его не отпускал и пилил Джефф, но что ни сделаешь ради друга. Пришлось ему оставить свою разозленную альфу, Чад опять махнул беспечно рукой:
- Ничего, я с ним потом помирюсь.
- А он сюда не заявится? - поинтересовался Джаред, снимая одежду.
- Нет, - рассмеялся Чад, - после того случая он и за километр не подойдет к месту, где может появиться Дженсен. Так что приступим.

По плану Чада они должны были изобразить веселый тройничок, и, что самое интересное, среди всех троих любителем оного являлся только сам Чад, Джаред предпочитал парные отношения, причем однополые, а Жен - Жен просто нравился Джаред, и ради него она готова была потерпеть в постановочной развратной сценке Чада.

Когда они оказались в одной постели, и Жен, раздевшись без всякого стеснения, принялась откровенно прижиматься к нему и ласкаться, Джаред подумал - а не переоценил ли он свои силы? Крошка оказалось очень умелой, и если бы не напряженное ожидание и сопение ворочавшегося со спины Чада, он бы, глядишь, и расслабился.
- Так нечестно. За широкой спиной Джареда мне тут почти одиноко, - пожаловался обделенный вниманием Чад, и предложил. – А, давайте, Женевьев будет в середине, а не Джаред, и всем будет ве...

Договорить Чад не успел. Дверь с грохотом распахнулась, и в проеме возник Дженсен, взмыленный и откровенно злой.

Запах накрыл мощной волной, и Джаред задержал дыхание, зажмурился даже, боясь, что член взорвется, и дело тут было вовсе не в ловких пальчиках Жен.

- Все гости вон, - прорычал Дженсен, даже не глядя на пискнувшую возмущенно Женевьев, на Чада, он смотрел только на Джареда, и если бы мог, наверное, убил бы взглядом.

Джаред подумал, что идея с оргией все-таки была неудачной. Да еще он не вовремя вспомнил, что его разлюбезная бета может в одиночку справиться с целым отрядом равнинных жителей, особенно теперь, когда отъелся и нарастил каменные мышцы.

Пока Джаред таращился на Дженсена, боясь и надеясь, и не веря еще своим глазам, Жен вдруг заартачилась, ее уже почти вывел под руки Чад, но она позвала:
- Джаред?
Отошедший в сторону из проема Дженсен тихо и угрожающе заворчал, не прерывая зрительного контакта с Джаредом, а Чад вновь потащил девушку к двери, уговаривая и нашептывая ей что-то, и активно кивая в сторону правого крыла дома. Джаред успел подумать, что любитель тройничков скорее всего раскрутит свою терпеливую альфу на безобидную групповушку, потому как видно было, что Жен заколебалась, а потом кивнула. Похоже, ей одинаково нравились оба брата Падалеки. Джаред даже мимолетной ревности не испытал, только облегчение. Но облегчение это очень скоро сменилось куда более мощной эмоцией.
Пылая от гнева, ярости и, очевидно - ревности - к кровати подошел Дженсен.

- Так о чем ты сегодня хотел со мною поговорить? - голос Дженсена звучал неузнаваемо, низкий, глухой, от его вибраций болезненно дернулся член, и шарахнуло по венам бешеное возбуждение. Джаред, не помня себя, потянулся на голос, на запах, на теплое, живое, схватил, притянул к себе, завалил на кровать с рычанием. Дженсен оказался сверху, уперся руками, напряглись, вздулись буграми мышцы. Не вжимался в него, нависал, все так же сердито глядя, но заволакивала уже эту ярость во взгляде слепая, неудержимая страсть, однако Дженсен еще боролся с ней, спросил невнятно:
- Так что?
- Хочу тебя, яйца сводит, - выдохнул Джаред, увидел, как расширились зрачки, заливая радужку желтым. Не дал, не позволил обернуться, прорычал-простонал - нет! - кинул его под себя, прижал животом, всем телом к кровати и впился, вмазался, влепился злым поцелуем в губы, раздвинул их языком, губами. Присосался и поплыл, потянуло куда-то вниз, ухнуло, потом вверх, как на качелях, под облака, страшно, весело и безумно. Не думал, что закаменевший Дженсен ответит, но, как откровение, как цветок правды расцвело перед ним признание, написанное на губах робким ответным движением. Дженсен отвечал все яростнее, сильнее, возвращал поцелуй, свой, горячий, голодный, бешенный, кусачий. Рычал, скулил и стонал, и отвечал - отвечал, лесные боги, так это - правда.
Признание не могло быть полнее, только таким, откровенным, злым и ревнивым, собственническим поцелуем, Дженсен будто клеймо на нем ставил - мое. И Джаред - теперь он отвечал, а Дженсен вел, и осознание этого сводило с ума. Его бешеная, ревнивая бета одним поцелуем почти довела его до оргазма и ясно показала, кто здесь кому принадлежит.

Джаред разве возражал, нет, он со стоном перевалился на бок, руки дрожали от облегчения, от страха и радости, не могли выдержать его вес, а он не хотел придавливать Дженсена, но тот не позволил отстраниться, повернулся вместе с ним, как приклеенный, и теперь уже сам, свободно, не стесняясь, не думая ни о каком стеснении, продолжал целовать. Эти маленькие поцелуи-укусы заставляли Джареда жмуриться и тихонько, негромко, очень довольно рычать, рычание это даже скорее походило на мурчание. Острые вспышки удовольствия от каждого такого поцелуя выводили общее возбуждение на какую-то немыслимую высоту. Джаред задушенно прошептал:
- Сейчас кончу. - И кончил, успел еще пару раз потереться о стояк Дженсена, и лишь после, опомнившись немного и все еще содрогаясь в конвульсиях, сообразил, что Дженсен еще одет, правда, только в джинсы, и, как выяснилось чуть позже, когда он лихорадочно сдирал эти самые джинсы - еще в хитрые трусы, с плотными вшитыми прокладками.
Чееооорт.
Едва Джаред содрал инквизиторски жесткие шортики, спальню буквально затопил плотный, густой аромат, и так вмазало Джареда от этого восхитительного запаха, что через минуту он уже терся каменным стояком трахал ногу своего беты, дрочил, как какой-то малолетний щенок, повизгивая от восторга.
Дженсен широко раздвинул ноги, без колебаний поймал Джареда за елозивший по ляжкам член и бестрепетной рукой направил его к покрасневшему, распухшему отверстию, когда же почувствовал сопротивление — низко, угрожающе зарычал.

Джаред замер полюбоваться картиной, от которой перехватывало дух — в напряженной позе беты было столько желания, сдерживаемой, звериной страсти, что хотелось смотреть на это бесконечно, но терпение у Дженсена было уже на пределе. Он приподнялся на локтях, раздвинул губы в нервной, голодной улыбке, блеснули разом отросшие клыки, и он неуловимо начал меняться. Джаред видел, Дженсен уже не в том состоянии, чтобы контролировать процесс, и меняется не только внутри, но и снаружи, усилие, чтобы прекратить это — нужно было точно рассчитать, чтобы не повредить ненароком. Джаред поймал взгляд Дженсена уже со звериными, желтыми зрачками, послал мягкий, но настойчивый приказ — вернись, Дженсен.
Некоторое время ничего не происходило, Джаред думал, что все, не получилось, и сейчас Дженсен обернется полностью, потому что ногти на руках его темпераментной беты уже превратились в когти и порвали белье на постели, но... нет, втянулись, исчез подшерсток на руках, и, подняв взгляд, Джаред увидел, что Дженсен запрокинул голову, мучительно закусив губу и сдерживая стон.
Весь вид его призывал к действию, распахнутое, обнаженное тело изнывало, но сам Дженсен не мог смириться с предательством тела, и то скрывался за звериной шкурой, то просто прятался, как сейчас, закрывая глаза и отворачиваясь.
Джаред не стал больше медлить, он всем сердцем хотел показать Дженсену, что ему не за что винить свою природу, можно поменять отношение к ситуации, если не можешь изменить ее, с благодарностью принять дар и наслаждаться, и он покажет, как хорошо им может быть вместе. Он должен, он сумеет, от этого сейчас зависит многое.

Джаред осторожно прикоснулся пальцем к воспаленному, красному отверстию, и Дженсен дернулся, пытаясь насадиться на него, рыкнул сдавленно:
- Трахни, трахни меня уже наконец, бля, не могу, Джаред, сукин ты...ах!
Джаред уже вводил член, и его будто засасывало в горячее, ждущее нутро, затягивало, сжималось судорожно и отпускало, и снова сжималось. В глазах темнело от этого, от вида Дженсена, старающегося насадиться побыстрее, ерзающего пятками по простыне, от вида его блестящей от испарины кожи, от закушенных губ, мокрых, слипшихся ресниц, от рук с напряженными мышцами, нервных пальцев, намертво вцепившихся в тонкую ткань покрывала, - мое, лесные боги — мое, навсегда, навеки, на всю долгую жизнь, не отпущу, нет, никогда.

Джаред нависал над Дженсеном, пожирая его взглядом, совершая медленные, осторожные фрикции. Так плотно обхватывала и с трудом отпускала его плоть Дженсена, что он боялся делать резкие движения, из последних уплывающих остатков воли - не навредить, не порвать, с изумлением вдруг понял, что член его уже видоизменяется, не на двадцатой минуте, а прямо сейчас набухает у основания, нарастает на нем плотный, твердый шар, увеличиваясь втрое, против толщины в обычном возбуждении, делая фрикции почти невозможными. Дженсен тоже почувствовал это, ахнул, застонал-зарычал, попробовал насадиться сильнее, и его выгнуло аркой, вскинуло вверх. Он словно взлетел, провисая в воздухе, прекрасный, застыл на мгновение, как ослепительная, глазам смотреть больно, статуя торжества плоти над духом. Замер ненадолго и пролился вниз, мягко, со стоном, растекся на постели, раскинув руки, бормоча распухшими губами:
- Сейчас сдохну, как хорошо... Джаред, сукин ты... не останавливайся, не останавливайся, мать твою!
Джаред улыбнулся уголком губ, не решаясь двигаться быстрее, тем более, что и тело Дженсена на изменившийся член Джареда отреагировало правильно — как только он засадил на всю глубину, почувствовал, что у основания члена перехватило сильнее, сжало и будто зацементировало — ни туда, ни сюда, сцепка как есть, замок. Изменившееся на время секса тело беты будто жило своей жизнью — уж сколько раз Джаред видел такое и испытывал, будучи в замке, а все привыкнуть не мог — как сокращаются мышцы, будто выдаивая, высасывая его, лаская его член, а бета — лежит расслабленная, в нирване, с расфокусированным взглядом, чуть заметно улыбаясь, с самым отрешенным и счастливым на свете видом.
Джаред каждый раз задавался вопросом, что же с ними, бетами, такое происходит? Ему самому было безумно хорошо от этих внутренних ласк, и он чувствовал уже, по интенсивности сокращений, и по тому, как вскидывало Дженсена вверх, — еще немного — и его выдоят и отпустят, замок откроется. Еще немного, но он хотел бы сейчас, чтобы это не заканчивалось как можно дольше.
В очередной раз Дженсена выгнуло, он вдруг отпустил тряпку, в которую намертво вцепился, слепо протянул вперед руки, шепча:
- Джаред...
Джаред, на время замка переменивший положение, чтобы не мешать Дженсену, снова наклонился над ним, прошептал:
- Что?

Тот вцепился ему в плечи, уткнулся носом в грудь, содрогаясь, прошептал:
- Сейчас, сейчас...
И его буквально вмазало в Джареда, в последнем, мощном выплеске оргазма, и Джаред, глядя на него, кончил тоже и обессилено повалился рядом, не желая придавить Дженсена. Отпускало, расслабился замок, член жалкой, выдоенной мокрой тряпочкой выскользнул, и Джаред облегченно и смеясь над собой вздохнул — каждый раз его съедал иррациональный страх самца — а что будет, если не отпустит, не расцепит? Ведь бывали случаи, когда и медиков вызывать приходилось.
- Ссышь за свой член? - едва ворочая языком и не открывая глаз, пробормотал Дженсен, собственнически закидывая на него ногу.
- А ты бы не ссал? - возразил Джаред, довольно улыбаясь потолку, гляди-ка, засранец уже и считывает его, не особо стараясь. - С такой-то бетой. Странно, что у тебя там зубы не растут.
Джаред бережно погладил Дженсена по руке, стыдясь прорвавшейся нежности и одновременно испытывая огромный прилив счастья. Дженсен же недовольно заворчал на непрошенную ласку, потом вдруг замер и как-то скукожился, поднял голову, посмотрел на него подозрительно-ревниво, но сказать глупость не успел, Джаред немедленно заткнул его:
- И даже рот не открывай! Не вылезем из постели как минимум неделю! Попрошу закрыть нас снаружи и просовывать пищу под дверь, буду вытрахивать из тебя все твои глупости.
Взгляд Дженсена оставался нечитаемым какое-то время, но потом комично-рассерженное выражение лица Джареда его развеселило. Он фыркнул, спрятал голову на груди Джареда, но таки не выдержал и рассмеялся.
- Вот и договорились, - удовлетворенно сказал Джаред.

Конец